МЕСЯЧНЫЕ. КРИТИЧНЫ ЛИ ДЛЯ ЦЕРКВИ «КРИТИЧЕСКИЕ ДНИ»?

📍Ритуальная нечистота в христианстве. Такая простая и, с другой стороны, сложная тема. Можно ли в «критические дни» заходить в храм, прикладываться к иконам или даже причащаться. Кто-то говорит, нет, нельзя. Надо смириться, переждать. Кто-то полагает, что можно, но только тихо, без лишних дискуссий и шума на приходе. В общем, складывается впечатление, что, либо за столетия церковь так и не выработала чёткого догматического учения о ритуальной нечистоте, либо никакого учения вообще нет, и сама это «нечистота» – это какое-то благочестивое недоразумение, ставшее сегодня определенной практикой. Делаем наш Тест на Правду.

📍Это была, скорее, педагогическая практика, с целью выработки у еврейского народа опыта послушания Богу. С заключением Нового Завета все ветхозаветные табу утратили своё значение. Главным текстом, подтверждающим эту истину, является мистическое откровеннее, полученное апостолом Петром и описанное в книге Деяний апостольских. 📍В Евангелии мы становимся свидетелями того, как Спаситель не просто отменяет ветхозаветные табуирования, Он их демонстративно нарушает. С пришествием Христа спасение человека осуществляется уже не через формальное следование определённому фарватеру запретов, а путем участия в мистической жизни Бога – в причастии Ему.

📍Между Богом и человек теперь уже нет никаких препятствий. И даже перепуганной кровоточивой женщине, в нарушение Закона коснувшейся Его, он говорит: «Смелее, дочь!» — «дерзай, дщерь, вера твоя спасла тебя» (Мф.9:22). И Петр слышит от Бога повеление: «что Бог очистил, того не почитай нечистым». То есть всё, теперь уже никакие процессы человеческого организма, предметы или животные не могут быть препятствием для приятия человеком благодати. Таким препятствием может быть только личное осквернение, то есть грех. На этом построена вся логика Нового Завета. И у первых христиан не было никаких вопросов относительно свинины, которую легко употребляли в пищу, или относительно прикосновения к трупам. Мощи мучеников становились престолом для Литургии, что было страшным сном для любого иудея…

📍И только вопрос по женским дням продолжал волновать некоторых людей в христианских общинах. Дело в том, что обыденная культура, бытовые привычки, фольклорные образы, в которых росли первые христиане, формировались под влиянием язычества. А в античном язычестве взгляд на женский вопрос сильно отличался от евангельского — «дерзай, дщерь».

📍Пифагор утверждал, что у в истекающей из женщины крови сконцентрированы в избытке все болезни. Плиний Младший отмечал, что эта кровь является сильнейшим ядом. Собака, которая её коснется тут же станет бешеной. А дерево, под которым сядет такая женщина – сразу же пропадет.

📍Даже Аристотель, великий Аристотель, логик и математик, утверждал, что женщина в этот период может одним своим взглядом околдовать любого и способна притуплять острые ножи. А еще он был уверен, что если «эти дни» у женщины совпадают с затмением, то случится самое наихудшее зло. В ряде античных полисов женщинам в критические дни запрещали смотреть на небо, боясь внезапных стихий. Поговаривали, что если при закалывании свиньи рядом будет такая женщина, то мясо непременно сгниет. На некоторых греческих островах женщин в менструальный период не пускали к колодцу за водой. Верили, что одного ее присутствия в лодке достаточно для того, чтобы поднялся шторм. Именно отсюда, кстати, дошедший до нашего времени стереотип, что женщина на корабле к беде.

📍Различных персидские культы, очень популярные у римского населения, утверждали, что появление критических дней у женщины – это происки Ариманы, то есть дьявола, и поэтому в этот период женщина «одержима демонами». Она должна находиться под строжайшим надзором, пищу ей давали с помощью длинных деревянных ложек на большом расстоянии. Её держали вдали от огня, так как считалось, что один её взгляд может осквернить очаг.

📍В античный период количество баек, страхов, невероятных поверий, мракобесий, примет и бытовых ритуалов по этому вопросу было просто огромным. И именно на фоне этих будничных, житейских представлений и росли многие христиане, которые войдя даже в церковь, не могли себе представить, что по данной теме может быть иная повестка. И уже в середине III века глава Римских христиан святитель Климент вынужден как-то реагировать на эти закоренелые представления.

В своих «Апостольских постановлениях» он пишет, что никакое

«Течение крови не может осквернить естество человека или отлучить от него Духа Святого, так как от Духа отлучают одно лишь нечестие и беззаконная деятельность»(Св. Климент Римский, «Апостольские постановления»)

По-видимому, в среде римских христиан основными проповедниками ритуальной нечистоты в духе иудео-языческих представлений были именно женщины, как это не парадоксально.

📍И Климент Римский обращается напрямую к ним: «Поэтому, воздерживайся, женщина, от пустых речей и всегда помни о Сотворившем тебя, и молись ему… ничего не наблюдая – ни естественного очищения, ни родов, ни выкидышей. Наблюдения эти пустые и не имеющие смысла изобретения людей глупых». И далее святитель уточняет: «…И рождение детей чисто… и естественное очищение не мерзко перед Богом, Который премудро устроил, чтобы оно бывало у женщин».

📍И вот, прошло еще триста лет, а римские женщины всё не унимались. И среди каких-то приходских римских матрон продолжали царить байки о том, что в такие дни нельзя ни в храм ходить, ни причащаться. По крайней мере в VI веке по этому же вопросу вынужден выступать очередной Римский епископ, а именно святитель Григорий Великий. Он пишет:

«Не следует запрещать женщине во время месячных входить в церковь, ибо нельзя ей ставить в вину то, что дано от природы, и от чего женщина страдает помимо своей воли… Нельзя в такое время и запрещать женщине принимать Таинство Святого Причастия».

(Св. Григорий Великий, «Правило пастырское»)

📍«Предоставьте женщин, их собственному уразумению, — пишет Григорий Великий. «Если она не осмелится принять Причастие из великого почтения, это похвально, но, приняв его, она не совершит греха… И месячные у женщин не грешны, ибо происходят от их естества…».

То есть святые отцы, от жесткой критики в первые века, перешли постепенно к практике, когда позволяли подобным представлениям присутствовать в Церкви, но не в ранге православного учения, а в форме простого благочестия.

📍«Дидаскалия» III века говорит, что христианка не должна наблюдать никакие дни и может причащаться всегда. И в это же время святитель Дионисий Александрийский пишет, «не думаю, что стоит». Через сто лет всё так же повторяется. Святитель Афанасий Великий уверяет, что мысли о женской нечистоте – это «дьявольские ухищрения», чтобы отвлечь нас от духовной жизни.

И тут же его приемник по Александрийской кафедре святитель Тимофей ему противоречит: «Должна отложить причастие, доколе очистится».

Поэтому преподобный Никодим Святогорец, автор «Невидимой брани» и редактор «Добротолюбия», выдающийся знаток православных канонов, и пишет в XVIII веке, что такое отношение к месячным в церковь вкралось из-за народного поверья. Но никакой догматики, никакого учения о ритуальной скверне нет. Это бытовой обычай, прилипший к церковным подошвам и долгие годы ковылявший с ней по истории, пока не стал частью педагогической приходской практики. Никаких решений Вселенских соборов, никаких догматов и даже никакого консенсуса святых отцов по этой теме нет. Каждый относился к ней, в зависимости от того, что видел перед собой, на приходе.

📍Если святитель Афанасий видел, что вокруг этой темы нарастало языческое зловерие, какая-то магия, в духе античного мира, он категорически выступал против таких взглядов, и учил, что «никакое течение крови не оскверняет человека». Если же святитель Тимофей видел, что эта практика не вредит его пастве, более того, дает опыт духовной дисциплины, опыт смирения, то он соглашался с этим положением и поверьем, и писал «ходить в храм можно, причащаться нельзя»

📍Ну и теперь главный вопрос. А как же к этому относиться? А как апостол Павел учит:

«Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим.14:14)

Вот и весь ответ. Если на приходе практикуется педагогика в духе святителя Тимофея Александрийского, то по смирению и ради трезвости духовной надо ей следовать. Если же на другом приходе практикуется литургическое мнение в духе Афанасия Великого – и его надо принимать без смущения. Каждая из этих практик имеет право на жизнь. За каждой стоят святые и определенные задачи. А какую выбрать – решать вам и вашему духовнику. Но что точно не стоит делать, так это враждовать двум моделям, педагогической и догматической. Таков наш век, его ложь, его правда, и наш тест.