НАМЕСТНИК ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЫ ЕПИСКОП КИРИЛЛ (ЗИНКОВСКИЙ) ОБ ИИСУСОВОЙ МОЛИТВЕ

Владыка Кирилл, а что такое Иисусова молитва, и в чем ее сила?

Ну, прежде всего, это одна из самых кратких молитв. И есть даже предание, что слова апостола Павла «Лучше пять слов сказать умом, чем тысячи языком» относятся таинственным образом к молитве «Господи Иисусе Христе помилуй меня». (00:26) Но, даже независимо от того, имел ли в виду апостол Павел именно эту молитву, или нет, даже независимо от этого, мы знаем, что это древнейшая молитва. Действительно, древние христиане, первые христиане любили молиться молитвой «Господи помилуй». Есть свидетельства Священного Писания, когда мы читаем на первых страницах Книги Деяний Апостольских, как апостол Петр исцеляет хромого от чрева матери человека именем Господа Иисуса Христа. То потом на судилище, которое его схватили и привели старейшины и фарисеи, он свидетельствует, что нет другого имени под небом, которым подобает людям спасаться. И вот, сила имени Господа Иисуса Христа – она связана с Его искупительным подвигом, с тем, что Христос, как сказано в Священном Писании, является посредником между Богом и человеком. Хотя Он сам Бог, как мы исповедуем, но Он, в то же время, по своей человеческой природе, стал посредником между Божеством и человечеством, для спасения всех людей. И, конечно же, мы понимаем, что сила молитвы – она соединена не только с именем, но и с верой, в действии этого имени, с верой в Божество и домостроительство Господа Иисуса Христа. Но, вот, когда мы вспоминаем про споры имяславцев и неимяславцев, то старец Нектарий Оптинский рассказывал о двух профессорах, которые ехали к нему, как раз желая от человека, опытно проходящего духовную жизнь, получить ответ, как же, все-таки, правильно размышлять о силе этой молитвы. Она только у верующего человека действует, или же может иногда и у мало верующего, или почти неверующего тоже действовать. Старец, еще не выслушав их вопрос, но имея откровение от Бога, встретил их рассказом про… может быть, многие это знают, рассказ про попугая. Который выучил что-то, даже не столь важно, он выучил что-то вслед за своим хозяином. И, когда хозяин был в отъезде, кошка опрокинула клетку, попугай выскочил и голосом хозяина закричал. Кошка подумала, что вернулся хозяин, испугалась, и не съела попугая. То есть, этим рассказом старец подчеркнул, что настолько мы благоговеем перед молитвой, что, конечно же, она должна произноситься с верой, и по вере вашей будет вам, по слову Спасителя. Но подчас вот эта святыня молитвы может помочь человеку, если он даже, как попугай, не очень понимая, что он говорит, произнесет святейшее имя Господа Иисуса Христа.

Все-таки, на имяславцах раз мы остановились, это, все-таки, ересь, или нет?

Можно сказать, что да. Все зависит от того… Само это движение – оно было, конечно, ложным, вероучительным. Но, в то же время, мы можем найти у святых отцов, допустим, у святого Иоанна Кронштадтского…

Вениамин Федченков, по-моему, тоже.

Да. Рассуждения о том, что имя Господа — это сам Бог. Но здесь уже просто богословская интерпретация. То, как это интерпретировали имяславцы на Афоне – это было ложное толкование. Но, тем не менее, самое глубинное ядро этой мысли – оно, все-таки, правильное. Просто его неправильно развернули, и неправильно применяли. А так, к имени Спасителя, к имени Божьему мы относимся благоговейно, так же как к иконе мы относимся благоговейно. Но, безусловно, как и в догмате о иконопочитании мы почитаем не доску, не краски, а именно образ изображенного Спасителя или Святого, так же и в имени мы почитаем не сами звуки, это не какая-то магия, а мы почитаем ту личность Христа, в которого веруем, и которого призываем.

Ну, то есть, те сами слова несут божественную энергию?

Ну, вот, как я рассказал в примере, который привел старец Нектарий, они могут нести, но не всегда. Потому что, если человек совершает какие-то греховные действия, при этом, молится, ну, в таких случаях имя Спасителя не будет его осеевать Божественной благодатью. Ну, максимум, что, в самом лучшем случае, есть возможность, что человек одумается. Но, если он с издевательским смыслом пытается произносить имя Спасителя, желая делать намерения имея злые, и не желая даже остановиться, то тогда, конечно, нет.

Владыка Кирилл, а Иисусова молитва, она только для монахов, или, вот, мы, миряне, тоже можем ей молиться?

Ну, это не мое мнение, это мнение святых отцов, святого Григория Паламы, и других, и, в том числе, недавно жившего преподобного Серафима Вырицкого, что это молитва для всех христиан. И, действительно, если мы вспомним слова, которые мы сегодня уже цитировали, апостола Петра, что нет другого имени под Небом, которому надлежит спастись, то тут же мы еще получаем комментарий и святого Серафима Выридского, который говорил: «В самые тяжелые времена, тот, кто по мере сил подвизается в Молитве Иисусовой, будет удобно спасаться». Ну, кто бы не хотел спасаться удобно, тем более что подвизаться предписывается по мере сил, а не сверх сил. Другое дело, что, если мы говорим о молитве, которая произносится в сокровенной комнате, в келии, долгое время, и с каким-то особенным внутренним сосредоточением, то здесь, безусловно, нужен духовный наставник. Если же молитва используется для борьбы со страстями, с грехами, для призвания к помощи Божией в обычных наших жизненных обстоятельствах, если она творится в простоте, без какого-то… ну, в принципе, это общее предписание, что молитва любая, ну, и Иисусова, в том числе, должна произноситься без такого внутреннего настроя на получение какой-то особой благодати, то тогда она, безусловно, достояние всех христиан. И в нашу информационную эпоху супер-, гиперпотоки информации, в которых варится современный человек, я бы сказал, что она приобретает особую актуальность. Потому что человек может даже читать длительное молитвенное правило, но подчас это его вводит в определенный такой соблазн, что я Богу помолился, иду сейчас делать дела. А среди этих дел его душа и сердце зачастую заполняются совершенно неправильными состояниями, мыслями, чувствами. И, если этому нет противодействия, то человек оказывается в очень печальном состоянии.

Чтобы на самый такой уровень базовый перейти, с чего начать? Вот, человек узнал про Иисусову молитву, вот, сейчас, и он думает: как? Вот, первый шаг, какой?

Первый шаг такой, как говорил святой праведный Алексей Мечёв, он говорил, перефразируя, и в сухом остатке, излагая мысли отцов, с которыми он знакомился с трудами, в «Добротолюбии», он говорил: количество переходит в качество. Читаем в простоте, не претендуя ни на что, а, конечно же, стараясь сохранить благоговение, не превратиться в такого просто попугая, который бессмысленно повторяет слова. Но именно, все-таки, настрой, с надеждой на силу Божию, и на помощь Божию, а не на свое количество, или какое-то особое качество произнесения этой молитвы. Вот, именно вот эта простота, завещанная святым праведным Алексием, она является таким своего рода средством, которое противодействует любой прелести. Соответственно, я бы добавил к этому, что эта молитва должна читаться с целью, ну, такой духовной и душевной гигиены. Потому что, как уже мы сегодня сказали, душа человека зачастую наполнена неким мусором информационным, который соединен так же и с человеческими страстями. И, ну, в общем-то, противодействовать этому христианин должен. И, соответственно, вот для этого и предназначено наше призывание имени Христа. Но я бы советовал, для начала, не произносить ее непрестанно. Непрестанность – она имеет разные степени. То есть, почаще, сколько-то раз в день, даже без счета. Особенно в ситуациях, когда человек в каком-то остром переживании, или смущении. Или в ситуации, когда ему нужно принять какое-то решение. Или даже одноразово, просто, Господи Иисусе Христе, помоги мне. Если я должен с кем-то поговорить, и я понимаю, что мне нужна помощь Божия, дай Бог нам всем эту помощь, она всегда нам нужна. Потому что я могу понимать, что я должен сказать. Но мы знаем, что та интонация, с которой я говорю, тот подбор слов, которые я использую, он, при одном, так скажем, фактическом содержании, он будет иметь совершенно разный эффект, в жизни моей, и в жизни того человека, с кем я общаюсь. И, чтобы сделать это не просто формально, а именно с Божьим благословением, тоже нужна молитва.

Понять про духовника хотелось бы. Очень же сложно найти такого человека, который может подсказать с Иисусовой молитвов. Как быть? Можно ли, я такой странный совет сейчас спрошу, можно ли молиться Богу, чтобы тебе Господь послал духовника?

Ну, вообще не только можно, но и нужно. Так святые отцы и советовали. Но, пока это еще произойдет, может быть, в наше время не так просто это, хотя вроде много священников, но все заняты, конечно же, советую обратиться и к писаниям святых отцов, того же святого Алексея Мечёва, Игнатия Брянчанинова. То есть, тех близких к нам святых, которые на доступном языке объясняют смысл молитвенного делания, ну, и, в том числе, Молитвой Иисусовой. Ну, а духовник, конечно же, не всякий духовник еще и возьмется руководствовать. Потому что многие священники очень смиренно о себе думают. И, даже имея некий опыт молитвы, и Молитвы Иисусовой, в том числе, не считают себя достойными руководить. Ну, разве что, ну, могут делать какие-то общие замечания, предупреждения, чего надо избежать, каких крайностей надо избежать, при начале, и при дальнейших ступенях христианской молитвы, и Иисусовой молитвы.

А можем вот эти крайности обозначить? Вот, чего необходимо избежать? Какие опасности, прямо сразу?

Первое я уже сказал, это внутренний настрой на получение особых состояний.

Ну, то есть, это умиление, слезы?

Внутренний настрой на получение благодати и благодатных состоянии, и каких-то, тем более, откровений. Вообще внутренний настрой на получение чего-либо. Потому что святые отцы объясняют так: когда христианин молится с некоторым таким горящим глазом, то он легко попадает в прелесть. Ему предлагается от лукавых духов, или не всегда прямо от лукавых духов. Некоторые думают, что, как я только начну молиться Иисусовой молитвой, сразу на меня нападут бесы. Да, очень часто человек, собственно, варится в своих собственных страстях, в своих собственных эмоциях. И здесь он может свои какие-то чисто человеческие чувства, какие-то, вот … во время сосредоточения бывает чувства теплоты, которое не являются благодатью. Это просто внутренняя энергия человека, которая, вот, в теле существует. При определенном внутреннем сосредоточении, она может просто ощущаться. Если человек примет это за благодать, то это тоже будет не хорошее, а ложный опыт, который его введет в дальнейшие какие-то, если его никто не остановит, в дальнейшие ошибки. Соответственно, это самый главный такой совет. Так же совет важный — не увеличивать число молитв. Потому что для новоначального это должно быть умеренно. Ну, разве что сравнить это можно с человеком, который занялся спортом. Только в духовной жизни это более опасно. В спорте, в физкультуре человек быстрее ощущает перегруженность, и может отойти. Хотя бывали случаи, что человек не понимал, и потом сильно вредил своему здоровью. Взяв на себя больше, чем реально его организм может понести. В духовной жизни это опаснее. Человек неопытный, гораздо больше опасности, что он войдет в какие-то молитвенные труды, которые не соответствуют его духовному состоянию. Поэтому это, прежде всего, ну, где-то… Если мы говорим о келейной, о домашней молитве, то желательно не более ста молитв, для начала. А на дальнейшее надо иметь совет опытного в молитве человека, духовника, или монаха, кого-либо, кто, видно, подтвержден в своем опыте. Соответственно, ну, конечно же, вот та молитва, о которой мы говорим, молитва без счета, среди дня, по каким-то конкретным вызовам современной жизни, она безопасна. Если человек… Это гораздо более безопасно, потому что человек здесь имеет конкретную цель. Не что-то получить, а просто защитить свою душу от грязи, от мусора, от страстей. И не оторваться, вот, так, чтобы жизнь его не разделилась на два совершенно разных мира — храм, и домашнее благочестивое поведение, и какое-то погружение в бурю страстей среди мирского существования. Ну, вот, это прежде всего. Ну, и, конечно же, святые отцы советуют всячески очищать свой ум и сознание, и не принимать ни света, ни тепла, ни образа какого-то, который представится на молитве. Вот, это главные предупреждения. Но бывают еще некоторые тонкие еще состояния, разные настрои, мысли, которые, в принципе, у каждого человека разные возникают. Особенно на домашней молитве. Но, правда, и среди, вот, дня текущего, иногда его может в сознание войти какая-то мысль, вот, от Бога она или не от Бога. Человек, не имеющий опыта, может не разобраться. И, в этом смысле, здесь совет такой, что и не отталкивать, но и не принимать то, в чем ты сомневаешься. Или в том, что ты даже не сомневаешься, тебе кажется, что что-то очень благодатное посетило тебя. Ты ничего не ждал, но вдруг тебя, вот, озарило особое состояние. Не надо в нем, образно говоря, как в ванной, теплой ванной, купаться, надо его чуть-чуть, не отталкивая, держать чуть-чуть на расстоянии. Потому что, как говорил один еще другой старец Оптинский, Лев, он говорил: «Если собака лает на своего – хозяин доволен: чужого не пропустит». И Бог не обидится на нас за то, что мы не приняли Его благодатное действие, вот, полностью растворившись в нем, не доверяя себе. А сначала, все-таки, со смирением идем посоветоваться с кем-то опытным, чтобы нам подсказали, все-таки, это действие в сознании и в душе от Бога, или не от Бога.

Вот, по поводу внимания, очень важный момент. А когда ты молишься, как концентрироваться? То есть, вот, есть совет, что надо молиться вот в эту точку, где как бы располагает сердце. Правильно, или неправильно?

Ну, в целом, есть несколько разные толкования, где же эта точка, на которой сознание концентрировать. То ли это нижняя часть горла, то ли это верхняя часть с левой стороны груди, то ли где-то чуть ниже, чуть выше. На самом деле, это не столь важно, в какое именно место. Смысл только в том, что человек, когда молится, он должен, все-таки, не оставаться только на уровне мыслей, а как-то подкреплять эту молитву чувством благоговейного осознания, к кому мы обращаемся, и кто нас слышит, и кого мы призываем. Вот, это чувство такого … оно по-разному в разных сердцах отзывается, но где-то в целом обобщается как некое теплое, благоговейное, трепетное ощущение того, каков наш Бог. Это чувство соединяет в себе и благоговение, и любовь, и благодарность, где-то и элементы страха Божьего, как нежелание чем-то оскорбить Бога. Но это можно сравнить как своего рода якорь. Вот, это чувство на молитве. Хотя мы не ищем никаких особых чувств, но это то, что является началом вообще любой религиозной жизни, и жизни христианина. Страх Божий, сказано, начало премудрости. То есть, это не есть что-то особенное. Христианин, по-хорошему, призван так свою жизнь проводить пред лицем Божиим, и привыкать так вот ощущать себя, как говорит святой Василий Великий, Господь Бог — великий зритель. Очень часто, если человек обратит внимание на свое мироощущение, он думает: а как обо мне думают, а что обо мне сказали, а как я там выглядел.

То есть, ум бегает, туда-сюда.

То есть, идут оценки оценок. Как кто-то говорил один духовник, даже про женский монастырь, что такое женский монастырь, это отношение к отношениям. Ну, какая здесь духовность? Ну, не всегда, но часто. Но это не только женская природа, и вообще природа падшего человека, она все время оценивает себя, других, сравнения какие-то. Ну, а мы-то должны учиться жить пред лицем Божием. Религия – связь с Богом. Одно из толкований слова «религия» — это связь. С кем — с Богом. Не с другими людьми, и какими-то поведенческими моментами, а вот, по большому счету, христианин православный должен вот этим чувством себя приводить в трезвое осознание, кто я и что я, и куда я иду. Соответственно, вот, где-то здесь, в верхней части, не, так сказать, специализируясь, где именно конкретно, даже я советую. Потому что у святых отцов чуть-чуть по-разному об этом говорится. И не в этом суть. Суть именно в некоем трепетном… Ну, и верхняя часть почему. Потому что нижние части связаны часто с какими-то более физиологическими движениями в организме человека. А вот, какая-то концентрация сознания где-то в верхней части груди – она позволяет и где-то благоговейное трепетное дыхание наше, вспомнить, что здесь мы дышим, и наше дыхание есть дар Бога, и оно, в общем-то, есть особое такое вот призвание христианина. Всякое дыхание да хвалит Господа. Чтобы мы своим сердцем и дыханием хвалили Бога, и призывали Его на помощь.

Я еще слышал красивое толкование, оно очень красивое, что именно, вот, где-то здесь была та точка, куда Господь вдохнул жизнь в человека. … Это просто красивое толкование.

Ну, наверное, да, это очень красивое толкование, да. Но, на самом деле, мы понимаем, что, вот, с дыханием, это, может быть, один тоже из важных аспектов, все-таки, святые отцы не советовали концентрироваться, святитель Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, не советовали как-то совмещать молитву с дыханием. Вот, эти практики, которые есть в «Добротолюбии», они даже исключали из своих переводов…

Давайте только поясним, потому что люди не все знают, что такое следить за дыханием. Почему это вредно.

Да-да. Часть слов молитвы соединяется с вдохом, а другая часть — с выдохом. Но, в основном, комментарий наших, особенно русских святых отцов, был связан с тем, что человек может неправильно начать дышать. Это может повредить его даже физическому здоровью. Но, кроме того, это отвлекает сознание на технические моменты, которые могут в сознании человека приобретать слишком большое внимание. И тогда он тоже будет в некотором неправильном таком факте … вернее, в неправильной реализации молитвы находиться. Соответственно, вот, о дыхании у меня есть свое толкование. Которое, на мой взгляд, очень выражает, все-таки, святоотеческую традицию, и не только русских подвижников. Что такое вдох, в духовном смысле – это благодарность Богу. Что такое выдох, в духовном смысле — это покаяние. То есть, по-хорошему, христианин как дышит, так он должен и жить, благодарностью и покаянием. Главные христианские чувства, которые для нас базовые, и наполняющие всю христианскую жизнь. Соответственно, вот, для чего молитва нам нужна. Для того чтобы для нас это стало более естественным, жить не в каком-то информационном мусоре, или эмоциональном мусоре, каких-то страстях, а, вот, именно такими главными христианскими чувствами. Здесь нету никакого откровения. Это всё открыто, это всё понятно, это наше призвание, как христиан. Всё Священное Писание говорит об этих главных чувствах христианских, которыми должен жить христианин. Вот, собственно говоря, если мы Молитву Иисусову стараемся осуществлять, произносить, именно с такой целью, то тут это не какое-то чудо. Это, может быть, даже просто естественная гигиена, как мы стараемся тело держать в чистоте, относительно, насколько возможно, так же еще более душу свою. Это для нас приоритет.

Когда молишься, вот, лезут в голову картинки. Иногда даже на первых этапах возникает такое искушение представить икону, представить Христа, что ты не просто куда-то молишься. А как это? Прямо вообще в темноту, что ли, должна быть молитва?

Ну, я бы сказал, что и да, и нет. Почему. Потому что у святых отцов очень много говорится о безóбразной, молитве без образов. Она не безобрáзная, а безóбразная. Но у святых отцов есть в наследие мысли о том, что начинающий христианин, начинающий в молитве, он не может без образа обойтись, это невозможно. Как раз вот те образы, которые лезут в сознание, им надо противопоставить другие образы, взглянуть на икону. Но не очень долго. Как мы, говоря с обычным человеком, не смотрим все время ему в глаза, а временами глаза опускаем, чтобы не быть дерзкими. Тем более, смотря на образ Христа, Божьей Матери, или святого, мы смиренно опускаем глаза, и это помогает переформатировать так современным языком свое сознание, и перенаправить его. Можно, у святых отцов есть благословение прямо, вспоминать об адских мучениях, или о райском блаженстве. Но, конечно, здесь подразумеваются не какие-то очень красочные подробные картины, а больше некое напоминание себе о том, что такое мучение, и что такое блаженство Оно открывается далеко не всем. Люди с трудом даже представляют, что это такое. Но как некий намек, напоминание, и отрезвление своей души. Так же о крестных страдания Христа. Вот, старца Порфирия однажды один священник стал ругать, Порфирия Кавсокаливита, что как же ты смотришь на крест так долго. И в диалоге оказалось, что старец Порфирий, крест страдания Спасителя в сознании во время молитвы у него присутствует. Он стал говорить: «Как же ты не понимаешь, молитва должна быть безóбразной». Но мы понимаем, что старец, конечно же, входил в тайну страдания искупительного Христа. И, если даже он использовал вот этот образ, но очень аккуратно, благоговейно, опять-таки, не концентрируясь на деталях этого образа. Мы, таким образом, скорее вспоминаем факты. Может быть, можем вспомнить очень трогающую нас икону, если она сейчас не перед глазами. Но, опять-таки, не задерживаемся на ней сознанием, а уходим в благоговейное предстояние той тайне, которая открыта в этой иконе. Тайна Боговоплощения, тайна спасения рода человеческого, тайна человеческих судеб. Когда мы начинаем благоговеть перед тем, что рано или поздно мы предстанем на суд Божий. Я, вот, еще часто советую использовать такой образ. Когда человеку, погруженному в суету жизни, надо как-то очиститься от таких мирских образов, можно иногда представить пустыню. Что ты в пустыне, ничего нету, никого нету, ты один, и ты ждешь явления Бога. Это примерно то, что будет с душой, когда она уйдет из этого мира. Оставит все имущества, всех друзей, все свои привычки, не будет ни гаджета, ничего рядом, не книги. И вот, только ожидание этой встречи с Богом. Это может помогать человеку. Опять-таки, мы не рисуем в сознании подробно каждую песчинку, каких-нибудь верблюдов там, или растения, а вот, именно пустота, которая в этой жизни присутствует. Причем, каждый человек где-то когда-то видел пустыню, хоть в телевизоре, хоть в интернете. И это помогает как-то, вот, освободиться от ненужных образов. Потом уже, конечно, дальше в молитве человек постепенно восходит к тому, чтобы не иметь никакого образа в сознании, а иметь только вот это некое духовное чередование чувств благодарности и покаяния. Но какие-то образы могут возникать, но мы на них не концентрируемся. А концентрируемся на внутреннем предстоянии Богу.А какие-то житейские дела, ну, например, там картошку почистить, вот это надо гнать сразу.

Ну, святые отцы советуют не только житейские дела, но даже какие-то духовные озарения. Если мне вдруг на молитве откроется, что как там, может быть, правильно вести себя в какой-то сложной даже человеческой ситуации, или как правильно понимать какое-нибудь евангельское событие, советуют и на этом не задерживать свое внимание. Потому что это может быть большим искушением и соблазном. Мы знаем в патериках случаи, когда людям что-то открывалось, и потом он, человек этот, считал себя пророком, не будучи пророком. Что-то открывалось, как западня, десять правильных откровений, а потом одиннадцатый раз какое-то ложное видение. В котором монаха было не переубедить, потому что он … ну, вам не было десять откровений, мне было. Ну, кто вы такие, чтобы меня учить? И он оказывался за стеной такого прелестного скафандра, прелесть как состояние, а не прелесть, в смысле прелестное, а обольщение, лесть. Аскетический термин, в котором человек может оказаться, и тогда можно его сравнить с человеком, который сидит в Планетарии. Ему кажется, что он видит Вселенную, звезды, галактики. Но, на самом деле, это всё нарисовано. А у него такой комплекс чувств и переживаний, что его не переубедить. Он говорит: нет, я это вижу, вот, это реальность. И бывает, уже нужно особое Божье действие, чтобы человека выдернуть из этого прелестного состояния.

Вопрос. А как понять, что, вот, ты движешься не в ту сторону? Опять же, мы про духовника говорили, что, если есть духовник, это очень просто.

Да-да-да.

Кстати, женатому человеку тоже просто. Потому что тебя быстро скорректируют на молитве. А если серьезно, вот, понять, что ты уже движешься к прелести, может, ты уже в ней.

Ну, в какой-то степени, святые отцы говорят, что мы все в прелести, в большей или меньшей степени. И это один из аргументов, почему, все-таки, надо молиться, и, в том числе, Молитвой Иисусовой. Или кто-то молился, один из Оптинских старцев, по-моему, игумен Моисей, любил читать молитву мытаря — «Боже, милости буде мне грешному» Тоже можно посоветовать. Она еще более короткая. И особенно для мирян, которые в суете находятся, тоже очень подходящая. Но как раз мы молимся для того, чтобы меньше прелести было внутри нашего внутреннего мира. А без молитвы из этой прелести человеку не выйти. В прелести пребывает, по определению, в разной мере любой человек. И, соответственно, как понять, что эта степень прелести в тебе меньше? Прежде всего, по количеству рефлексий. Если человек слишком много себя оценивает, если он слишком трепетно переживает, что он в глазах других, то это показывает уровень нашей прелести. То есть, до сих пор человек слишком законцентрирован на себе. Хотя, конечно, у святых отцов есть много указаний, на оценку своего внутреннего состояния, на то, чтобы анализировать свои какие-то страсти, или освобождение от них. Но, в то же время, вот, христианин, по мере духовного очищения, он, все-таки. больше смотрит на Бога. Он меньше начинает заниматься собой. И происходят удивительные вещи, которые для обычного христианина они непонятны. Допустим, когда святого Иоанна Кронштадтского спрашивали священники: а как получается, что, вот, по молитве, у вас происходит много чудес, было много исцелений? Отец Иоанн Кронштадтский отвечал: «А это не я, это благодать Божия». Ну, с точки зрения логики обычного человека, это не ответ Ну, а у нас что, нет благодати Божией? Сказали бы эти священники, если бы так размышляли по-мирскому. Но у вас благодать действует, а у нас не действует, внешним явным образом. Значит, это, всё-таки, вы особенный. По учению церкви, благодать действует через любого священника, в таинствах, но исцеление почему происходит у вас, а не у нас? Благодать к вам приблизилась, потому что вы особенный Но, вот, если не иметь какого-то особенного духовного состояния, ты оказываешься в ситуации, когда ты не можешь сказать, что это не так. Ну, конечно, это я особенный, но вы не такие, просто. Ну, плохо молитесь, ну, там плохо поститесь, не знаю, мало трудитесь духовно. Ну, учитесь у меня. Ну, вот, всё, и гордыня уже у человека. Поэтому Бог и не дает многих чудес, и поэтому нам запрещено искать каких-то особых чудес. Потому что человек, не пройдя некие внутренние очищения, не возлюбив Бога всем сердцем, он неизбежно в эту рациональную логику попадет. И он неизбежно войдет в хоть какое-то, но тайное превозношение.

Потому что меня в дневниках Иоанна Кронштадтского, честно говоря, впечатлило больше всего — это вот не какие-то вещи, которые он описываю, а когда я молился у постели умирающего императора, Бог не дал мне его душу, хотя я уже воскрешал мертвых. Это говорит, вот, так ты смотришь, вот святой, вот Иоанн Кронштадтский, он такие вещи пишет о себе. И думаешь: а как? Вот, как это?

На это вот надо иметь уже внутреннее освящение, особую степень, чтобы говорить это, и не иметь никакого внутреннего надмения, ни малейшего. Ощущать себя… мы до конца не представляем это, и даже не можем, но как-то можем представить, в некоторой степени, что да, батюшка, всероссийский батюшка, он ощущал себя служителем Господа.И, при этом, вот, не имел этой рефлексии: ну, ты-то вот такой, а у тебя другие-то не такие. Оцени себя. Просто в эту сторону не двигалась мысль у него, и сердце не двигалось. Для этого нужна очень большая степень освящения, и духовного совершенства.

Да, и вот, тоже про Иоанна Кронштадтского завершить. Когда он обращался к священникам в городе Сарапул. И вот, ты читаешь. Вот, перед ним сидят батюшки. И я себе представляю, что сейчас вот кто-то бы вот так вышел, и обратился к священникам, рассказывая про чудеса, про исцеление, про то, что во время службы не просто там стоять, что-то рассказать, а пойти почитать каноны. И вот, он им говорит, а они-то воспринимают это так радостно. И ты понимаешь, даже по контексту событий, что они радостно его принимают. Но у него же в основе была, наверное, не Иисусова молитва, а литургия, как я понимаю.

Ну, я не встречал каких-то сведений о том, чтобы он творил как-то так, в таком вот монашеском, или каком-то таком постоянном системном подходе Молитву Иисусову. Но у него было очень много личных обращений ко Христу. Даже во время литургии, мы знаем, есть часть молитв, которые батюшка сам составлял, вдобавок к тем молитвам, тайным священническим, которые мы имеем в Литургии Святого Иоанна Златоуста и Василия Великого.

Иоаннова литургия там хранится у них в Петербурге.

Да. Поэтому… но это тайна его души. Потому что, хотя он много о себе засвидетельствовал, в дневниках, но, в то же время, мы понимаем, что, действительно, человек может преуспеть не только через Иисусову молитву, а через разные молитвы, и богомыслие. Надо сказать, что его дневник называется, в том числе, само название дневника – оно имеет в себе слово «богомыслие». И «Созерцание, опыт богомыслия», это более длинное название его дневника «Моя жизнь во Христе».

Вот, по поводу опыта, по поводу опыта отцов. Ведь есть разные традиции чтения молитвы. Вот, как Игнатий Бричнинов говорит, что нужно читать медленно, со вниманием. А вот, опыт Иосифа Исихаста, наоборот, на быструю молитву. Вот, как раз о чем вы сказали, что немножко, и, вот, как раз ученики Иосифа Исихаста, там сколько сразу там, тысячу молитв там, это минимум, выдавал. Вот, как этот опыт мы можем сравнить?

Ну, я думаю, что здесь, во-первых, могут быть особенности и национального характера.

Греки быстрее?

Южные люди более быстрые, да. Но я могу сказать, что это, все-таки, может быть по-разному и у одного и того же человека, в разные этапы его жизни. Он может проходить разные этапы. Особенно в начале, конечно, более правильно будет молитва в темпе, как описывает святой Игнатий Брянчанинов. Он очень много говорит именно для новоначальных христиан, христиан не только монахов. (39:58) То, что, ну, необходимо для человека, на довольно длительных, не только первой, но начальных стадиях его христианской жизни. Конечно, монахи на Афоне – это были люди уже духовно подготовленные, прошедшие многие ступени, но, все-таки, здесь, конечно, бывает, сказывается немножко и внутренний темперамент человека. Потому что, вот, даже скорость молитвы, в каких-то случаях, может, медленная молитва может не давать человеку сконцентрироваться, его сознание может куда-то уплывать. Если он как-то рассеивается, то, может, ему посоветовать лучше читать чуть быстрее.

А они объясняли, чтобы бес туда не заскочил, чтобы между словами бес не заскочил.

Ну, да. И, вот, и помыслы какие-то. Но, в то же время, слишком быстрая молитва? для начинающего она может превращаться в какую-то трескотню такую, которая никак не отзывается в душе и сердце. И человек… хотя мы, опять-таки, вспоминаем совет из святого Алексея Мечёва, что количество перейдет в качество. Но, все-таки, в этом мы понимаем, что все равно есть определенные духовные состояния. Одно дело, когда человек спокойно читает, и не ожидает каких-то особых даров, и трудится. Другое дело, когда он уже как-то охладел духом, и для него это душа делает немножко, как, может быть, какую-то работу, такую, которая ему вообще не приносит никакой надежды. Здесь много бывает разных состояний. Поэтому это довольно личная такая история, каждый должен подобрать себе. Но начинать надо, все-таки, с неспешного произношения. Хотя слишком неспешное – оно тоже имеет свои опасности. Человек может…

Заснуть.

…как бы, кроме того что заснуть, он может в этой неспешности претендовать на какую-то особую глубину. Как бы я вот так неспешно, сейчас у меня тут будет глубина чувств. Но это тоже неправильный настрой. То есть, это должно, все-таки, быть в простоте.Вот это важно уточнить. Потому что, даже если мы возьмем не Иисусу молитву, а даже, вот, «Отче наш». Вот, собираемся трапезу… И как-то бывает с напором, прям вот это… И ты понимаешь, ну, а где молитва, где благоговение? С другой стороны, получается, что, когда ты специально даже делаешь ее подлиннее, делаешь даже паузы — это тоже неправильно, как и вот этот напор. Правильно?

Да, напор может быть разный. Может быть внешний, может быть внутренний. Я могу внутренне напирать, через чрезмерную тихость, чрезмерную медленность. И как бы этим претендовать на что-то особое. Поэтому, вот, вообще святые отцы советовали не выделяться. То есть, не слишком громко, не слишком быстро, не слишком медленно, не слишком тихо. Так, чтобы это было, все-таки, в простоте. Без какого-то пафоса, без какого-то, ну, в общем, само такого… самоуверенности. В какой-то степени, конечно же, мы понимаем, что Бог зачастую стучится в нашу жизнь, и показывает, что мы легко очень заблуждаемся.Как, вот, один из афонских старцев, когда мы были на Афоне, говорил: «Вот мы говорим, но мы не верим в говорение». Да, то есть, надо говорить. Но во что ты веришь, ты веришь в Божью помощь, или в говорение? Когда-то твое говорение самых лучших слов поможет человеку, когда-то не поможет, это таинство. И ты, конечно, должен это делать. Но веришь ли ты, в то что ты говоришь, и тут вот будет действовать Бог. Или это будет, все-таки, так, как Бог даст. Так же как мы понимаем, что, вот, даже самые опытные старцы, как Ефрем Филофейский рассказывал о себе, что однажды он очень нуждался в Божественном каком-то откровении, относительно конкретной сложной ситуации в своем монастыре Филофей, где он был игуменом, до того как еще переехал в Америку. И после длинных молитв, и даже всенощных молитв, ему не открывалось. А потом он… не помню деталей, прошло, может, день, или два, и он в келье просто то ли «Отче наш» прочитал, то ли Молитву Иисусову. И даже уже не очень памятуя, как чтобы немножко, не то, что отчаявшись, но оставив надежду, что сейчас… он уже не думал, что ему сейчас что-то откроется. И тут ему Бог открыл. И он вначале не понял, а потом понял, что внутренне, где-то в самой глубине, зная все правила молитвы, он все равно где-то чрезмерно надеялся, что, вот, поскольку я много молюсь, мне сейчас должно это открыться. А Бог ему через это сказал: «Да Я тебе открою тогда, когда посчитаю нужным». Малейший вот этот душевный настрой, что я, вот, должен, как зарплату, сейчас получить откровение, тем более, что это нужно не лично мне, а братству монастырскому… И тут же Господь отступил и сказал: «А нет Нет. Когда посчитаю нужным…» И он говорит: я понял этот урок. Что верить надо даже не в молитву, а верить, все-таки, в Божию помощь, что она придет. Молиться надо, но Божия помощь придет тогда, когда Бог посчитать нужным. А не тогда, когда я в своем сознании выстрою план, когда и как должен Бог помочь.

Вот, получается даже, вот то, что вы сейчас привели, пример Ефрема Филофейского, что молитва — это наше постоянное общение с Богом. Вот, как в семье. Ты просто общаешься постоянно. Вот, в этом же и есть как бы поддержание всего, что ты постоянно с Ним на связи, то есть, уделяешь Ему время.

Да.

Это я правильно понимаю?

Конечно, конечно, так и есть.

И в какой-то момент всё произойдет. Как в семье тоже всё же не бывает по расписанию.

Конечно, да. Очень похожий пример. Я часто привожу этот пример, что молиться на общение с Богом – можно много параллелей найти в общении с людьми. Человеку не хочется молиться. Ну, хоть немножко скажи, хоть несколько слов. Если у меня плохое настроение, я мимо близкого человека прохожу, что, слушай, мне сейчас не до тебя. Но это неуважение к ближнему. Ну, найди в себе хоть пять секунд, сказать: слушай, прости, мне сейчас плохо, ну, сейчас не смогу говорить, потом пообщаемся, ладно, сейчас прости меня. Хотя бы так. Это и есть уважение к ближнему, который тебе ценен и дорог. Ты не должен ему никогда сказать: слушай, отойди от меня, мне сейчас не до тебя. Так не должен христианин себя вести. Даже с образом Божиим. Ну, и, тем более с самим Господом Богом.

То есть, и, вот, из ваших слов я тоже так понимаю, что, если ты вот прожил день, и день был неудачный, день был тяжелый, и ты весь разбит, и мысли у тебя, ну, потому что проблемы. И ты все равно их с Богом переживаешь: Господи, я вот такой сегодня.

Безусловно, да. Бог ожидает от нас такой открытости и простоты. Уж перед кем, перед кем, а перед Ним мы не должны надевать какие-то наряды, одежды, и какое-то такое ложное благочестие, если его во мне сейчас нет. Конечно, я должен не распускать себя. Так же, как, вот, мы сейчас привели пример, что я не должен распускать себя перед своим ближним, даже если я в очень плохом каком-то настроении. Но я не должен какие-то искусственные маски на себя надевать, это другая крайность.

И, вот, тоже про Ефрема Аризонского. Ведь он же как раз и описывал совет Иосифа Исихаста, что перед молитвой память смертная. То есть, прямо как ты умрешь, как ты будешь лежать в гробу. И там они-то, конечно, прямо до мытарств могли доходить. Вот, это тоже как настроена молитву, да?Да, это тоже определенные образы, которые помогают освободиться от суеты, и, соответственно, ввести свой ум и сердце в некое состояние такого благоговения, страха Божьего и сконцентрированности на вещах, которые являются конечными, самыми важными для жизни любого христианина, не только монаха, но и мирянина. Там многие говорят, что память смертная – она как бы делает жизнь грустной и печальной, серой и мрачной. Но, на самом деле, наоборот, она помогает человеку каждое мгновение ценить, ну, призвано, каждый час, каждую минуту особенно оценить. И ее использовать во благо себе и ближним. Ну, и, в этом смысле, можем еще сказать, что Молитва Иисусова, пожалуй, что, вот, она тоже есть своего рода такое духовное… ну, «упражнение» не очень подходящее слово, духовный такой труд. Который помогает человеку прийти и в безмолвное предстояние Богу. Когда он не говорит. И человек, действительно, устает. Вообще мы сейчас очень много говорим. Поэтому очень полезно делать перерывы в этой молитве, чтобы молча постоять перед Богом. Как колокол. Вот, вы в колокол ударили, и он звук освящает время и пространство. Через некоторое время опять. Соответственно, удар колокола — это, может быть, десять Иисусовых молитв, или пять, или три, или когда-то и сто. Но важно еще уметь и помолчать перед Богом. Потому что, что, как говорит святой Игнасий Богоносец про Господа Иисуса Христа, что Он совершил самое главное таинство в молчании. И, когда мы обращаемся к Нему, мы должны и услышать еще и ответ. Как мы знаем историю митрополита Антония Сурожского, как он одной пожилой женщине посоветовал не только говорить, но и молчать на молитве. И она испытала какие-то совершенно новые чувства, как мы говорим. Ну, вы же говорили, но вы не слушали, что Господь вам. Вы не дали Ему даже возможности ответить, все время были в говорении. Соответственно, вот, это то, что называлось святыми отцами тайное поучение. Когда человек тайно прислушивается к своему сердцу, к тайнам бытия, к тайне особенно конечности нашего земного бытия. И через это молчание он потом более благоговейно опять подходит к призыванию имени Господа Иисуса Христа.

Но это молчание, оно же тоже не получится сразу без образа?

Конечно нет. Вот, поэтому даже монахам старец Иосиф советовал особенно помнить о том, как мы предстанем на суд Божий. Мытарства я бы не советовал особенно. Тут очень большое поле для фантазий, и чрезмерных страхов. А вот, бóльшая часть памяти смертная – она, все-таки, именно предстояние пред Богом, как человек окажется пред Богом. Там, конечно, есть место и для страха, и для благоговения, и для благодарности. Но это есть тоже часть того делания, которое неразрывно связано с опытом церковным, и святоотеческим опытом, и Молитвой Иисусовой. Потому что мы же, все-таки, опять-таки, не столько концентрируемся на себе, где у меня в это время ум. Это важные моменты, но нельзя в них слишком пребывать. Мы, все-таки, должны помнить, к кому мы обращаемся. К Спасителю, который за нас страдал, воскрес. Мы должны научиться в этой молитве радоваться о том, что Господь победил все силы зла. Что будет второе пришествие, что зло в этом мире будет побеждено.Это молитва и великой радости, и ожидания встречи со Христом. Тут очень большая гамма христианских чувств. И обычный христианин, надо сказать, мало имеет в своей душе среднестатистический, вот, опыта такого ожидания встречи со Христом. Это определенный духовный опыт. Но мы, все-таки, говорим в Символе Веры: «Чаю, ожидая воскресения мертвых». Но насколько мы это чаем? Так, насколько… какой сегмент в нашем внутреннем мире посвящен ожиданию нового Неба, новой Земли. Если бы мы вместе с памятью смертной очень живо это ощущали, мы были бы гораздо более сильными христианами. Потому как преподобный Иоанн Лествичник говорит, что память смертная, она настолько важна, что человек, не имеющий этого опыта, такого духовного делания, он очень слабый. Он во всех искушениях будет сильно искушаться. Сильно быть боримым в борьбе, в каких-то сложностях больших. Ему будет очень сложно выстаивать в этой борьбе. А память смертная – она дает особую духовную силу, как ничто другое. Ну, и, опять-таки, если мы еще вспомним про главное наше таинство — литургию, то, по мысли святых отцов, это в основном концентрирование… христианин в это время концентрируется на земном пути Христа Спасителя, на Его смерти и воскресении.

Вот, как раз про литургию. Во время литургии нужно читать Иисусову молитву?

Я думаю, что желательно, но не непрестанно, опять-таки. Желательно, особенно когда, если не очень слышны слова пения церковного хора, не всегда бывает дикция и система звука такая, что ты понимаешь каждое слово. Кроме того, она полезна для того, чтобы напомнить себе, что такое литургия. Это вот как раз, значит, первые слова, которые священник на проскомидии говорит: воспоминания Господа, и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа.То, что творится, по слову Христа, в его воспоминании. Но очень живое воспоминание. Соответственно, Молитва Иисусова помогает нам сконцентрироваться на земной жизни, на страданиях Спасителя, на его воскресении. Но, безусловно, есть те части литургии, когда мы должны помянуть своих близких, о здравии и покаянии.Когда мы должны, может быть, как раз без слов постоять, и послушать слова Евангелия. Хотя тоже не запрещается слушать, и глубже принимать слово Евангелия, когда ты читаешь Молитву Иисусу. Но это не у всех получается. Это надо иметь определенный опыт. Человек зачастую уже тогда не слышит, что гласит сегодняшнее Евангелие. И полезнее делать такие перерывы. Ну, и, конечно, во время евхаристического канона, здесь желательно немножко вообще умолкнуть, и именно больше внимать, чем говорить. Ну, это практика моя лично. И, конечно, для священника это понятно. Потому что ты, предстоя Престолу, ты читаешь те молитвы, которые составлены святителями Иоанном Златоустом, Василием Великим. Иам для Иисусовой молитвы тоже место есть, но ее непрерывно невозможно читать. Но я думаю, что это общий такой совет.  Кто-то может, преуспевший, читать все время ее, и глубоко проникать в тайну нашего главного таинства. Но для большинства начинающих это будет немножко отвлекать. Человек будет где-то… может быть, слишком, опять-таки, уходить в самого себя, вместо того чтобы внять это ему в таинство, которое ему предстоит.

То есть с рассуждением, можно, но с рассуждением.

С рассуждением, да. Я бы советовал, особенно для начала, так, умеренно, без такого непрестанного говорения.

А, вот, еще один важный момент, который хотелось бы спросить. Потому что наши разговоры, их же смотрят не только миряне, а еще и священники. Вот, для тех, кто заинтересовался, кто хочет заниматься Иисусовой молитвой, вот, для батюшек вы бы какие дали советы?

Ну, для священников я бы, наверное, посоветовал, как раз, вот, на основании текстов Священного Писания, доносить до паствы, что, действительно, это не только безопасно, а это необходимейшее условие нашего спасения – призывание имени Господа Иисуса Христа. Но, предохраняя от всех крайностей, призывать христиан, чтобы они почаще вспоминали имя Спасителя, призывали Его, в своей обыденной жизни. Вместо ругательств, вместо обидных слов, призывать имя Спасителя. Но, если даже кто-то сказал обидные слова, опять-таки, помолиться, чтобы побыстрее вернуться обратно, попросить прощения у тех, кого мы обидели, и осознать на своем личном опыте, конечно, обязательно. Чтобы говорить это другим, надо хоть немножко к этому приобщиться. попытаться эти слова святой молитвы использовать в своей обыденной жизни. Больше даже я бы советовал… немножко и, конечно, за богослужением, но больше даже в обыденной жизни. Когда степень концентрации наша на нашем христианском призвании, она резко падает. Соответственно, понимать это как святоотеческое учение, и понемножку доносить это до сознания прихожан. Соответственно, думается, что, если здесь опираться именно на святых отцов, то каждый уверится, что это не просто мнение там владыки Кирилла, или кого-то еще, а что это учение церкви. Человек должен, священник, в этом сам убедиться, чтобы потом на своем опыте применить, и другим об этом рассказывать.

Вот, да, как раз именно, чтобы это применить и к людям, которые приходят. Я понимаю, почему ругаются на Иисусову молитву, это же не со зла, это потому что, ну, как бы не занимаются. И чтобы, вот, даже внутренне…

Ну, кроме того, и зная отрицательные случаи, когда люди, погружаясь в нее, входили в какие-то болезненные, нездоровые состояние.

Об этом прямо Игнатий Брянчанинов пишет, про эти… слюни, вот, у меня слюна сладкая, там когда к нему приходил…

Ну, да. Ну, наверное, можно на это ответить так, что, если мы знаем, что в медицине существуют какие-то недобрые, скажем, врачи, это не означает, что врачей надо избегать вообще, как таковых.

Вот, чтобы тоже подытожить наш разговор. Ведь Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Вот, помилуй мя. Что такое покаяние? Как Иисусова молитва помогает в покаянии?

Ну, о покаянии можно говорить много. Но я, вот, как раз советую всем «Господи Иисусе Христе» говорить, испытывая, ну, не разогревая себя как-то искусственно. Но, скажем, испытывая то обыч… ну, или, по крайней мере, вспоминая то благодарение, которое у нас есть ко Господу, за Его воплощение, и спасение всех нас. Домостроительство спасения. А помилуй мя — это, собственно говоря, то покаяние, которое мы приносим Господу, за, прежде всего, недостаточную вот такую внутреннюю осознанность нашей веры. Потому что где-то мы верим, а где-то мы ведем себя как неверующие. И вот это образ евангельского еще не скисшего теста, насколько оно заквашено. Если где-то оно заквашено, где-то оно не заквашено. Это образ человеческого естества. Помилуй меня – это, по большому счету, просьба, чтобы Бог помог нам закваситься полностью. Чтобы наши мысли, чувства, наша жизнь, она, все-таки, больше, как можно больше соответствовала тому, ради чего Господь страдал и воскрес. Но в понимании, что этот процесс очень медленный, с большим терпением. Потому что, опять-таки, если уж даже такие старцы афонские иногда считали, что вот сейчас должно уже что-то прийти, то простой христианин тем более часто может сбиваться на ожидание чего-то. А общий закон духовной жизни высказан еще многими отцами. Но, в частности преподобный Макарий Великий говорил по-гречески: «Ката микрон-микрон», «микрон за микроном». Что происходит в душе человеческое изменение. Иногда бывает, но это очень редко, какие-то яркие изменения. Но основной закон жизни христианина — это, все-таки, «ката микрон-микрон», «микрон за микроном». В терпении вашем стяжите души ваши. Это так же относится и к молитве. Современный человек очень нетерпеливый, ему хочется всегда всё быстро, и больше, и с какими-то результатами. Вот, он не привык, как в древнее время христиане, пахать, и ждать, пока придет погода, пока придет… Он хочет быстрых результатов. В духовной жизни это не действует, и это крайне опасно. И вот в этом смысле, лучше читать понемногу, и приобретать этот опыт по чуть-чуть так же. Потому что иначе психологически человек чаще всего просто все бросит. Он скажет: я столько трудился, результатов никаких, я смысла в этом не вижу. Лучше делать понемногу, восходя в некоторые ступени постепенно, чтобы потом просто не сказать, что я ничего не понимаю, всё это как-то бессмысленно, и мне это ничего не дало. И потом еще другим рассказывать: я уже старался, всё это ничего не меняет в жизни, или, может, даже обостряет проблемы мои. Поэтому я молиться не буду. Вот, не дай Бог нам таких заключений.

Ну, да, последний вопрос, по поводу сухости в духовной жизни. Потому что, когда человек начинает, может быть, вот этот прилив сил, прилив радости. а потом начинается сухая работа, тяжелая, долгая, изо дня в день. Особенно безóбразность, и прочее. И это выглядит как вот такое сухое поле. Прямо как потрескавшееся, где солома лежит.

Да.

Как пройти его?

Пройти его ради Христа, опять-таки, и ради себя. Потому что это неизбежно. Это просто неизбежно. Без этого, ну, просто не бывает никакого духовного опыта. И, если человек трезво понимает, что это тоже нужно… Ну, может быть, даже настроиться на благодарение за такую сухость, потому что вот тут точно в прелесть не впадешь. Если ты научишься ее терпеть, не считая, что ты, вот, недостоин этой сухости, как, или что тебе, в каком-то смысле, что-то надо срочно менять, или что это что-то катастрофическое, или еще какие-то глобальные выводы не делать, научиться не делать глобальные выводы, а относиться к этому трезво, совершенно спокойно, по-рабочему, то, в общем-то, Бог не даст, что эти такие периоды сухости будут слишком долгие. Человеку будет даваться и какое-то утешение, и человеческое, и духовное. Это надо воспринимать как закон духовной жизни. И, в какой-то степени, чем, вот, больше человек будет настроен, на то что это нормально… Я, в этом смысле, полезно говорить себе так: друг познается в беде. Есть такая пословица. Друг с большой буквы наш — это Спаситель. Буду ли я Его другом, если Он мне не дал сладкую конфету благодати. Или я через короткое время скажу — да не, мне, слушай, все это не надо. Ну, какой я друг тогда? Вот, мое дружество как раз больше проверяется в такой ситуации, чем когда душа моя наполнена эмоциями, радостями. И, в этом смысле, вот, наш духовник, отец Иоанн Миронов, в свое время говорил: «Люди очень неправильно рассуждают. В разных смыслах, они даже не только в Иисусовой молитве, просто в молитве. Ну, раз у меня сухость там, ну, Богу неугодно моя молитва, что-то со мной не так. Потом буду молиться, когда захочется». На это он комментирует так. «Ну, когда нам дается молитва – это дар Божий. И это не наша заслуга. А вот, когда мы помолимся, когда нам не хочется, или трудно, или сухо, то это наш дар Богу. Наш дар Богу. Который может зачастую оказаться более ценным, чем мы даже можем себе эту представить.

Владыка, благодарю за разговор.

Спасибо.