ЗАТВОРНИК КЕНСОРИН. ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ: КОГДА КОНЧИТСЯ ВОЙНА? БУДЕТ ЛИ РУССКИЙ ЦАРЬ? ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА

Делитесь выпуском. Помогите распространить слово о Христе!

00:01 — Кто такие старцы?
04:50 — О встрече с отцом Иоанном Кронштадтским.
08.32 — О жизни Валаамских старцев.
12.50 — Воспоминания об отце Ипполите Халине.
15.45 — О духовных чадах и духовных отцах.
19.51 — Возвращение старца на родину.
22.00 — Воспоминания об отце Николае Гурьянове.
23.41 — Старцы — пример правильной жизни.
25.55 — Как жить с Иисусовой молитвой.
28.15 — Как Господь благословил восстанавливать храм.
31.02 — Чем опасны телефоны и телевизоры?
34.08 — Надо ли возвращаться в деревню из городов?
35.58 — Почему Причастие так важно для любого человека?
37.47 — Почему опасно ходить к экстрасенсам?
39.37 — Что такое покаяние, и как каяться?
45.27 — Вернутся ли коммунисты?
46.06 — Сейчас последние времена или ещё нет?

Батюшка, вы же были со всеми старцами, которых знает вся страна. Это и отец Николай Гурьянов, это и отец Ипполит Халин, это и валаамские старцы, которые были в Печорах. И вот, чтобы начать наш разговор, батюшка, объясните, а кто такие старцы? Вот, почему этот человек старик, а вот этот человек старец?

Ну, вот этот вопрос, конечно, трудно человеку объяснить. Когда кинофильм снимали в Лавре, еще он не был открыт, и мне этот вопрос задали. И как, вот, объяснить человеку о загробной жизни, живому сейчас. Как сказать о старцах, которые приобрели такое великое совершенство, которое нам недоступно и в современной нашей жизни. И поэтому вот этот как бы вопрос я немножко уклоняюсь.

Я только говорю вам всем, кто слушает, кто меня видит, что, как слепому невозможно объяснить красоту природы, так это невозможно передать, вот эти чувства благородные, святые чувства другому человеку, с которым мы общаемся. Это надо чувствовать своим сердцем. Когда я был у старцев, это я только чувствовал. Но передать другому — это я могу, и это ничего не сказать, как это сделать. Потому что не каждый человек по своему нраву, по своим худым привычкам, воспринять вот этот Дух Божий, который мы принимаем от старцев.

Он как бы Господь говорит, у нас если сравнивают этого человека с землей. Если земля хорошо обработана, она готова принести плоды, и в шестьдесят, и в сто крат, тогда это семя бросается, и оно произрастает. А когда это семя в траву бросить, то никакого плода не будет. Вот, это так и наша жизнь так сложная. И поэтому, если мы будем сеять, сердца не готовы, то, значит, это все бесполезно.

Только празднословие, получается, я уклоняюсь. А даже подчас от этой темы уклоняюсь от этих людей, которым я вижу, что это Слово Божие не принесет никакой пользы. Поэтому тут нужен человек по духу, который тебе может понравиться, и он духовный, церковный, и с ним приятно говорить. И вот, этих людей у нас сейчас единицы. И вот, на этом вся проблема. Сейчас, вот, 90 лет мне, я 65 лет при церкви, у меня 10 семей нормальных.

Потому что все в разводе, все в блуде, все в распутстве, и просто страшно даже общаться с этими людьми. Я даже уклоняюсь. Я не могу. Вот звонят постоянно: Батюшка, дай совет. Батюшка, — сюда приезжают ко мне, — что делать, вот в семейной нашей жизни. А вы венчаны? Не венчаны. Я таких не причащаю. А они говорят: а что делать? Нас там причащают. Так зачем вы к старику приперлись? Идите туда, где вас причащают.

И там, удивляюсь, просто недоумеваю, что вот духовенства, которые живут в городах, они даже не интересуются. Я у старцев был. Первый вопрос: как звать? Второй вопрос: а вы венчаны, если в браке? Да, венчаны. Другой начинает беседовать. А если не венчаны, он скажет: надо повенчаться. Постоянно я даю эти советы, и многие-многие, вот, по моему благословению, даже в разных возрастах, они повенчались. То нужно человека направить к свету, вот, а свет Христос.

Поэтому, вот, на эту тему я хочу только сказать, что не каждый может принять Дух Божий. Поэтому эта тема для нас очень такая болезненная. И даже, можно сказать, я тоже не имею такого дерзновения пред Богом. Как бы чуть ли не в чудотворцы меня уже. Вот, вчера за богослужением, за трапезой, там примеры приводят: батюшка прозорливый, батюшка святой. И мне это неприятно слышать. Потому что я не готов к этому вот. И ответить на этот вопрос мне очень сложно. Что дальше у вас?

Батюшка, Ваша мама с отцом Иоанном Кронштадтским встречалась. И бабушка тоже. Расскажите, как это было.

Моя мама в Санкт-Петербурге жила. И случайно, где она находилась, по приглашению туда приехал Иоанн Кронштадтский. И, значит, моя бабушка подвела мою маму, маме было примерно семь лет, мы так сравнили с ее возрастом, с Иоанн Кронштадтским. И, значит, он благословил бабушку, потом благословил мою маму, и говорит: «Я ее беру в свой приют».

А в приют у него очень трудно было попасть, туда попасть, даже таким людям, которые нуждались в этом приюте. А он просто ее брал, по каким-то своим личным соображением. А бабушка воспрепятствовала. Тогда он благословил, отпустил с миром. И вот, впоследствии что получилось. Значит, одна старица, уже после смерти Иоанна Кронштадтского, приезжает в Печоры, в монастырь, и она со мной, вот, значит, встретилась, это чудом Божьим. Ей было уже 93 года в это время. Значит, она, меня когда первый раз увидела, и мама была тоже при мне.

Значит, мама заходит, а она, значит, говорит: «А кто это такой?» А это отца Кенсорина мама. Я, говорит, на челе увидела Новый Иерусалим. Это моей маме. Ну, значит, ну и стали мы общаться, и вот, это выяснилось, что, значит, эта старица, которая приехала через Иоанна, она схимница Мария. Она, значит, с Иоанном Кронштадтским общалась всю жизнь. Она девочкой ушла в монастырь, и, значит, и, по своей юности, по своей глупости, она прилепилась к матушке игуменье, как бы слишком близко.

Потому, что бывает, мы любим человека больше, чем Бога. И вот, значит, и Иоанн Кронштадтский… Значит, она пошла на раннюю обедню, а матушка на позднюю пойдет. Значит, служил Иоанн Кронштадтский. И она рассказывает вот этот пример. Значит, когда Иоанн Кронштадтский говорил слово народу, он, говорит, на меня свой взор, значит, устремился ко мне своим взором, и, значит, по аналою бьет рукой, и говорит: «Кто пристрастен к кому-либо, и любит человека больше, чем Бога, я запрещаю это. Это греховно».

Она говорит: «Это мое сердце пробудилось». Я хочу маму показать. Вот, это моя мама, схимонахиня Анна. Вот, да, покажите. Значит, схимонахиня Анна. Ну, она здесь в платочке. Вот, значит, и вот, эта связь пошла у нас с этой матушкой. Значит, и мы с ней общались до ее смерти. И она благословила мне служить каждый день. Первое. Это первое благословение, которое я получил, ежедневное служение. Потом старцы, я ухаживал за старцами, схимонах Николай, … Лука, валаамские старцы. Я восемь лет ухаживал. И там у нас была домовая церковь, я служил каждый день без пропуска, четыре года. Но Алипий не знал. Но, когда он узнал, он мне запретил служить. Тогда я, значит, воздаю руки к Небу и говорю: «Господи, если тебе угодно, я согласен продолжать». И, значит, в этот же день прибегает эконом, говорит: «Тебя Владыка благословляет на приход». Я уехал на приход, и там 25 лет служил ежедневно. В течение 25-ти лет. Там мама моя осталась, она там монашество приняла, схиму приняла, и скончалась, ей было 80 лет. Ну, вот, так что, вот, это, значит, в Печорах я как с старцами общался.

А расскажите про Валаамских старцев.

Вот, я хочу сказать, да. Валаамские старцы – это они были старой закалки. Они прошли эту школу старчества, и все приехали в духовном таком направлении. Имели дар Иисусовой молитвы. И всё это на глазах у меня. И этот отец Николай – он садился на всю ночь. И, притом, вот, уже ему было 90 лет примерно, и он, значит, и всю ночь не спал, занимался Иисусовой молитвой до самого утра. Я ухожу на полуночницу в шесть, он говорит: «Ну, отец Кенсорин, тебе можно идти, а мне уже полежать пора». И каждую ночь он проводил в кресле, до самой смерти.

Вот, это его подвиг. Отец Лука, когда приходит из церкви, то же самое, он падает на колени, и так и на коленях стоит до вечерней службы. Не встает с колен. Потом идет на вечернее богослужение. И это каждый-каждый день. Кроме того, что он еще принимает людей. Отец Михаил, он то же самое, так же, это, как он затворник великий, он литургию служил каждый день без пропуска. Вот, это старцы валаамские, хочу сказать.

И какая христианская кончина. Отец Лука, значит, он был уже немощный, его принесли на руках туда ко мне в церковь, значит. И я его причастил. И смотрю, ему плохо стало, значит, и он, чувствую, уже начинает умирать. Я ставлю на голову чашу, и читаю: «Нынe отпущаеши раба Твоего, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людей, свет во откровение языков, и славу людей Твоих Израиля».

И в это время он скончался. Какая христианская кончина! Отец Михаил, старец Божий, на моих руках умер. Я прямо, это, я держал его на руках. Он скончался утром. Была литургия. И вот, только помянули во здравие, я прибегаю в храм, как раз заупокойная идет литургия, Алипий служит, наместник. Я говорю: «Отец Михаил скончался». Вот, такая христианская кончина, значит.

При первом сознании, в полном сознании. Поэтому, вот, я постоянно особое внимание уделяю вот этому прошению христианской кончины непостыдной, мирной, и доброго ответа подай, Господи! Вот, это особая котинья, которую мы просим, к христианской кончине. И вот, этих старцев, сколько я видел, это Печорские старцы. Вот, я был на погребении этих старцев, отца Симеона, и других, значит. Вот у меня осталось, подрясник, вот эти схимы, эти старческие все, вот, я ношу. И поэтому вот такой случай расскажу. Наш валаамский старец, то же самое. Он собрал братию, и начал прощаться.

Он говорит: «Я сегодня отхожу в загробный мир». Они не могли даже поверить. Он: «Приходите со мной прощаться». Все подошли, все братья. И он руки сложил, лег – и всё, и ушел на тот свет. Значит, отец Кирион, тоже старец схимник. Значит, это мы читали ему отходную. Значит, он заболел, и уже его пособоровали, и приготовили к загробной участи. Значит, читаем отходную. У него свечка горит в руках, значит. И тут же, пока мы читали, он держал свечку. И, когда он скончался уже, свечка упала, значит, он предал дух.

Прямо братия еще не ушла из кельи, он тут же при нас скончался. И вот такие моменты, вот это я как бы наблюдал, вот в своей повседневной жизни, когда был в Печорах. Так же митрополит Вениамин Федченко, я жил с ним рядом, дверь рядом с дверью. К нему приходил на благословение, когда шел на послушание по монастырским делам. То же самое. Теперь, с Гурьяновым, отцом Николаем, встречался много-много раз. Павел Груздев. У него я пересекался три-четыре раза в жизни.

Батюшка, а давайте про них, вот, поподробнее. Вот, начать хотелось, отец Ипполит. Ведь отец Ипполит Халин – это же ваш друг, и вы принимали постриг в один день, и даже, вот, как мне рассказали, после пострига кофты сняли, и обменялись кофтами. Расскажите про отца Ипполита.

Вот, про отца Ипполита. Вот, нас телевидение связало через отца Ипполита. Когда они узнали, что я общался с отцом Ипполитом, и вот, они приезжали специально сюда первый раз. Это уже второй приезд. Поэтому, конечно, мне приятно, что вот эта Ипполита жизнь и моя жизнь как бы пересеклась с самого юности. Когда ему было там где-то 20 лет, или чуть побольше, мне тоже 22 года было. И вот это, близкие отношения наши, они сложились.

Я в то время работал на пекарне, он у меня помощником был, на пекарне. И как бы это всё близкое-близкое общение.

Потом, когда постриг совершался в один… вместе с ним, это нас постригали. Это тоже общение такое тесное. И, когда он уже священником, а я восемь лет был дьяконом. Поэтому я к нему прибегал на исповедь каждый день. К отцу Симеону, то же самое, я к старцу духовнику, который уже святой прославленный, я приходил каждый день без пропуска.

И вот, я даже не представляю, как сейчас несчастные монастыри и монахи, которые живут, и не нуждаются в старческом благословении и совете. Вот, это страшное сейчас время. Вот, это самое страшное. Потому что задали вопрос старцу: почему… то есть, старцу задали вопрос: а почему нет старцев. Он говорит: нет послушников. Я убедился, это на самом деле. Сколько я был в монастыре, в Святых Горах, семь с половиной лет, у меня не было послушников ни одного.

Сейчас я в этом женском монастыре, пять с половиной лет был духовником женской обители, у меня не было послушника. И сейчас нет, сейчас у меня нет никого. Я не могу себе найти послушника, который бы рядом был около меня. А послушников нет. И нигде в монастырях, это я не знаю. Редкость. Может, в Оптиной Пустыни есть, где-то в Пустыни, в монастыре. А так, я не слышал. Может, в Троице Лавре там есть. Эти послушники – они прячутся. Они не пойдут. Вот, как я сижу здесь, вот на этот… чтобы показаться всему миру, вот в такой обстановке, как я сижу. Я тоже и послушником не был, и сейчас я не послушник, так остался и до смерти. Поэтому, вот, я ничего не могу о себе сказать, что я старец. Я старцем еще не готов быть. Давай следующий вопрос.

Батюшка, ну, про отца Ипполита расскажите, про ваше общение. Вот, что говорил.

Отец Ипполит, конечно, как он пришел с Афона, уже не мог с ним тесно общаться. А до того, как вот он был в Печорах, мы, конечно, тесно-тесно общались. Но это смиренный, кроткий, и самый такой настоящий монах, того времени. Притом, это откуда корни. Вот, старцы всегда указывали, значит, все святые люди от святых родителей. Мы уже это знаем по истории. Они, вот, мне всегда говорили. Значит, я сейчас, если какой-то вопрос стоит, я сразу, муж с женой где-то встречается, девушки с мальчиком. Я говорю: посмотрите на родителей, как они, верующие, неверующие, откуда они, вот, как их жизнь течет, у этих родителей.

В первую очередь, нужно смотреть на корни. Отца Ипполита дедушка был священник, отец Михаил протоиерей. Поэтому, вот, он еще там в Житие, его сейчас оно уже вышло, выходит из печати, значит, он уже с раннего возраста уже привыкал к молитве, к уединению. И там так же в монастыре, где он подвизался, он любил, где я приезжал много раз к нему в обитель, чтобы поисповедоваться, пообщаться.

И вдруг приезжаю — его нет, спрятался. Отец эконом, Аникий, говорит: «Ну, поедем, батюшка, его искать». Приехали, отец Ипполит выходит. А он целый месяц не показывался в монастыре. Там уже собираются эти люди, круг монастыря бегают, ждут, когда он вернется. И, значит, он согласился приехать в монастырь. Там его сразу окружают.

И когда он принимает, значит, там уже, может, бывает, 10, 15, 20 машин. Отец Власий, архимандрит, я тоже к нему приезжал много лет. Если он принимает, там 50 машин вокруг монастыря стоят. Только подходишь к монастырю, значит, уже и прием есть. Я приезжаю к нему, значит, и четыре часа в очереди жду, пока моя очередь подойдет. Я, вот, много раз ездил, и это, конечно, мне было не совсем приятно.

Потому что мое здоровье такое не позволяло. Если я один приехал раз, то я сразу проскочил. А когда я приезжаю с этими с хвостами, эти что, там у меня духовные чада, которые хотят его посетить, ну, вот у меня задержка. Так что, вот, эти духовные чада, они бывают, что сам-то я бы проскочил в Царство Небесное, а там будет сейчас вот эти хвостики, и будут меня держать то же самое. Надо за них отчитаться. Как я их воспитал, как я их направил на путь спасения, и что я сделал для них, чтобы подготовить для Царства Небесного.

У каждого духовника эта задача очень ценная, нужная, необходимая, чтобы, вот, направить каждого человека в правильное русло своей жизни. Вот, отсюда складывается наша повседневная жизнь. Раньше это делалось, как мы знаем, преподобный Серафим Саровский пошел в Киево-Печерскую Лавру, пешком, да, чтобы взять благословение.

И все старцы, которые, вот, созрели до полного, до полного совершенства, они брали благословение вот таких святых людей, которые раньше были. Сейчас их не слышно и не видно. Поэтому я скорблю об этом. Поэтому как-то вот мне трудно, значит, говорить на эту тему. Это самая болезненная у нас тема, насчет, вот, старцев. Как отец Ипполит, как отец Симеон прославленный, и как валаамские старцы, и вот, отец Николай Гурьянов.

Батюшка, а почему вы на Родину вернулись? Вот я смотрю, отец Ипполит, и возвращается уже в Курскую область, и служит дома. Где родился, там пригодился.

Да.

Почему вы… Вот, же тут рядом, кстати, где-то ваша деревня.

Да-да. Вот это, сейчас будете на центральную дорогу, это мой храм, где мои родственники похоронены. И мама там крестилась, и молилась, и там она была чуть не старостой. Это в том храме. Вот сейчас вы проедете. Купола на земле, это восстанавливали, потом туда краны поднимали, туда на храм. Этот храм я восстановил за год, вот тот храм, а потом оставил, сюда переехал. Почему я сюда переехал? Потому что Божье благословение получил.

Когда, значит, там были неурядицы, во Псковской епархии, значит, и так сложилась вся обстановка, что мне надо было оттуда искать новое место. Я, значит, и стал искать, значит, с кем-то, у кого взять благословение. Я приехал сюда, в этот, я ездил сюда, уже и раньше сюда, пока там в Печорах был, на приходе был, потому что здесь мне нравилась эта вся обстановка.

И, значит, и вдруг, значит, надо новое место. Я в Дивеево уже отправил свои вещи, уже всё полностью, я туда хотел перебраться, и вдруг приезжаю сюда, и к этому… заехал, здесь на дороге монастырь Бабаевский, да, значит, и там этот Михей, этот митрополит был еще жив. И потом Симон, Симон, а тоже там митрополит, он уже больной, при смерти. Я задаю вопрос: вот я хочу избрать место. Валаам там этот, Печоры, потом еще перебрал несколько, и свою Родину, сюда на свою Родину.

Он кивнул головой. У него здесь были трубки, и в горле, и везде, и здесь. И он только так кивнул головой, а эта матушка стояла напротив, она говорит: «Он благословляет сюда». Потом старица Божия, значит, Любовь, она в Брянске, то же самое, на Родину, она сказала мне. Поэтому я почувствовал, сюда приехал, меня так тянуло, конечно, сюда. С монастырем было связано тоже. Потому что монастырь открылся, и я туда ходил служить, когда приезжал, мне нравилось, и тут, в монастыре.

А расскажите про отца Николая Гурьянова.

Ну, я общался с ним так поверхностно. Потому что он на острове жил. И поэтому я только привозил своих духовных чад. когда приезжали они, я всегда сопровождал к отцу Николаю их, чтобы пропустить сразу, без задержки. Поэтому близкого такого общения… Ну, когда, вот, значит, я переходил с этого, с мужского монастыря, значит, в новый монастырь, владыка меня направил.

Мы приехали к отцу Николаю. И он дал благословение мне, значит, туда переходить. Я не помню, какие он слова сказал. «Воскресни, Господи…» Какой-то такой стишочек. Да, вот, я сейчас не могу воспринять это. Чуть-чуть забыл уже. Поэтому он дал благословение в женскую обитель. Ну, и другие старцы.

Вот, я сейчас встречался с этим… последний старец у нас в Санкт-Петербурге, отец Иоанн Миронов. Мы тоже встречались с ним. Это было на видеокамере, это всё снимки. Ну вот, значит, это последний старец. А теперь отец духовник патриарший, отец Илий. Ему 92 года. С ним мы встречались то же самое, пока он жил в Печорах. Он начинал с Печор. Но потом он ушел на Афон. И там он много лет жил.

И, в общем, такого тесного общения у нас не было. Поэтому вот такие старцы, которые сейчас в полном совершенстве, их и осталось единицы, можно на пальцах перечитать. Я больше даже не знаю сказать, где они.

Батюшка, а вы от старцев, с которыми общались, видели чудеса? То есть, это по-настоящему? Потому что люди чудес-то, может, жизнь прожили, и никогда не видели.

То я видеть не могу, я чувствовал, что это настоящие святые люди. Отец Николай, когда он молился, он весь в слезах. И к нему Матерь Божия приходила, как он там сейчас уже объясняет в Житии его. Пишут, так же ко всем старцам. Ипполит тоже. Вот, сейчас пишут в книгах, что к нему Матерь Божия посетить приходила. Но это все, ведь это всё было сокровенно, и нам недоступно. Поэтому обрисовать это, значит… А это только чувствами. Я чувствовал, что, вот, именно это святой человек. Я к нему прикладывался, как к мощам.

Потому что я на руках его носил, и в баню, мыл его, и на койку ложил его на руках.  Потому что он был маленький, такой очень интересный. И поэтому, конечно, я чувствовал, и старцев всех чувствовал, что это святые люди, да. Поэтому надо чувствовать своим сердцем. А так, как бы, допустим, я вам могу что-то сказать, передать, эти чувства я не могу вам передать. Поэтому я лично сам видел, что это люди святые. И вот, я еще хочу сказать, что я был в это время молодой.

Когда я поступил к старцу, мне было всего 25 лет. Я, вот, не чувствовал вот этой ответственности, какую я несу на себе, чтобы передать вот это всё, что я прочувствовал, что я с ним мало общался. Я все время ходил на общее послушание, И к ним приходил только ночью, потому что у нас в Печорах не было молодых, одни старики. И поэтому мне мало пришлось уделять им особое внимание. Там мама помогала ухаживать, еще одна женщина. И поэтому я оставлял на весь день маму свою. А только приходил в основном на ночь. И поэтому я в то время не чувствовал, что мне придется, вот, нести вот такого как бы свет, вот, через них. И его нести дальше, продолжать своей жизнью, показывать, вот, этим людям, своей жизнью, и своим примером, как нужно правильно жить, себя вести.

Батюшка, вот, про молитву. Чтобы научить людей молиться, подсказать, как это делать. Вот, вы говорили про старцев, которые читали Иисусову молитву, у них был дар. А что такое Иисусова молитва, почему она важна?

Я на эту тему уклоняюсь говорить. Потому что у меня в основе… Я причащаюсь каждый день всю жизнь. И поэтому у меня эта молитва – она как литургия, заменяет все молитвы остальные. Поэтому я причащаюсь, я служу, и каждый день, без пропуска. И вот, сейчас хотелось бы мне найти священнослужителя, который бы воспринял от меня за послушание вот этот подвиг ежедневного служения. Вот, я ради этого вас вызвал сюда.

Ради этого. Потому что меня другое ничего не интересует. И это каждому лично. Это как молиться. Они спрашивают у меня: как молиться? Молиться как умеешь. Старцы говорят. У отца Николая есть, вот, его личные записи о Иисусовой молитве. Надо это все прочитать, и вместить в свое сердце. А потом уже объяснять дальше. Поэтому каждый по-своему.

Один начинает, я говорю: стой, читай молитву. А если мало, двести, тысячу можешь читать. Вот, человек должен приспосабливаться к этому, к Иисусовой молитве. Не сразу, а постепенно. Так отец Николай, вот, старец, он собрал материал от этих отцов. У меня есть книжечка, и вот, я читаю постоянно. Сейчас я батюшке дал, который здесь на неделю. Поэтому, вот, я прямо скорблю, что никогда не прочитаю листочек. Я читаю по одному листочку. Для назидания, лично себе. У меня книги. Иоанн Кронштадтский. Все книги собраны. Я даже, вот, хотел переписать все, и переписал. Остался у меня, бумажечка там на …

Значит, вся его литература, вся, без исключения, вся она у меня собрана, Иоанн Кронштадтский. Поэтому я полностью увлечен тем подвигом, теми трудами, которые пронес, вот, Иоанн Кронштадтский. И поэтому у меня все сердце и вся любовь отдана Богу, Божьей Матери. И, в основном, как основной мой святой Иоанн Кронштадтский. Через которого я получил Божье благословение, через маму, через бабушку.  

Батюшка, а почему вы сюда пришли? Ведь мы же с вами говорим, тут же болото, вот, вокруг болота всё окружают, не проехать. И храм заброшенный. Говорят, вы сюда вообще босиком пришли.

Значит, я первый раз сюда посетил этот храм, случайно мне показали. Здесь вообще деревни не было, ни одного жилого дома. И храм был полуразрушенный. Весной это было, и сюда еле доехали, еле выбрались отсюда. И вдруг, уже осенью, уже снег на голову, мне срочно-срочно восстановить храм. Какой-то голос внутренний. Срочно, притом. Я думаю: Господи, ну что там говорить на эту тему, когда уже снег пошел. Я, значит, собрал этих своих ребят, говорю: поехали, вот там храм, я уже весной был, надо что-то подумать. Вот, мне такой голос был, восстановить.

Приехали, значит, я, значит, говорю: всё, будем восстанавливать. Они не могли поверить. Уже зима, надо крышу восстанавливать. Потому что начинают с крыши. Ну, значит, стали крышу крыть, а на чердаке сугробы снега. Значит, потом, крышу накрыли, потом с чердака снимали снег, вытаскивали. Ну, вот, и всё началось с этого, значит, с благословенья Божьего.

Потому что, мы когда еще там… восстановил храм. Вы будете проезжать мимо. Справа, сразу как на центральную дорогу выезжаете, справа можете подъехать хоть к тому храму. Там купола на земле стояли, и это, значит, тот храм, тоже деревья были, вот такие вот. 70 лет он был закрыт. Там туалет сделали в том храме. Потому что кладбище, не было туалета, туда ходили в храм оправляться.

Ну вот, это мы восстановили тот храм, за три года, и там я служил каждый день. Ну вот, а потом сюда перешел. Почему. Вот, именно, что там меня стали очень беспокоить люди. Значит, там дорога, и там приехать бы можно в любое время и в любую погоду. Значит, приезжают из Москвы, с Ярославля, с Костромы на собеседование. Прямо вот с такими-то вопросами. Вот, такие-то вопросы. Мне надо решать, что-то ответить. Мы на пять минут. Я говорю: как, на пять минут?

Надо ведь, чтобы исцелиться, надо жить по неделе, по месяцу, и годами исцеляются. А то они сразу хотят, как к чудотворцу приехали, что я, значит, возложил руку на голову и, значит, человек… Это только экстрасенсы могут это делать, и обманывать людей. А я говорю: вы же не к экстрасенсу приехали, а к священнику. Вы бы сказали, как душу спасти, я бы с вами поговорил.

Батюшка, а чем опасны телефоны, телевизоры? Почему это так людей поработило? Мы все же там сидим.

Я тебе задам вопрос. Вот ножик, для чего нам дается ножик?

Хлеб отрезать.

Да, хлеб резать. А можно человека зарезать. Надо уметь эту технику употребить для спасения. Вот, сегодня мы сидим с вами. Апостолы проповедовали Слово Божие, и ходили пешком по всем странам. А мы сейчас через эту технику передаем Слово Божие, и здесь нас слышит весь мир.

Сейчас, вот, я сижу здесь с вами, и меня слышит весь мир. Я проповедую Слово Божие, я проповедую Евангелие, я проповедую свое знание, свои возможности нести свет во весь мир. Вот, я являюсь примером для вас, потому что я служу литургию, еще раз повторяю, каждый день, и скорблю, что некому передать. У меня пятнадцать священников было.

Я говорю: Сорокоусты служите. Ни один не служил. Вот последний, только вот, это сейчас, который здесь у нас, он служил Сорокоусты, единственный. А так, ни один не служил, даже Сорокоусты. А как, как, как служить каждый день? И такая нагрузка, и ночью не сплю, потому что я чувствую ответственность.

Мне надо подготовиться, хоть немножко себя привести в порядок. Я же выхожу на этот… перед Богом. А то батюшки смотрят на народ, как это у нас в театре. А народу нет, значит, службы не будет, объявляют, раз никто не придет. А я не смотрю, я один сколько раз служил, и два, и три. Потому что «где двое или трое во имя Мое, там Я посреди них». Я служу в любых условиях. У меня отпуска нет, и не будет, потому что я всегда должен служить и молиться.

Я удивляюсь, когда батюшка, значит, приезжает ко мне, значит, а мне в отпуске два месяца. Батюшка, а где ты служил? Я не служил, я в отпуске. Ну как? Какой ты священник? Вон, у нас приход пустой, съезди туда на неделю хотя там, проверь себя. Я говорю: убирайся вон, и больше сюда не приезжай. Он согласился. Поехал туда, вот, приход рядом. Значит, он там неделю пробовал. Батюшка, я был на Фаворе, как не хотелось оттуда уходить. Вы видите, вот, как он получил благодать через литургию, только за одну неделю. Он приехал на гнилой машине, он приехал и жалуется, говорит: батюшка, у меня машина чуть живая, говорит, как я домой доеду?

Он приезжает домой, ему ключи дают от новой машины. Он за одну неделю заработал себе машину. А сейчас опять не показывается мне. Вот, я приехал, поблагодарил. Где благодарность? Не знаю, вот, откуда взять. Потому что мы часто не хотим благодарить Бога, поэтому лишаемся благодати. Надо каждую службу, я произношу благодарственную молитву, без пропуска, и вот служу каждый день. Вот, это моя радость.

В деревню надо возвращаться, на землю, из городов?

Давно говорили об этом. Давно-давно говорили старцы все. Надо бросать города, значит, ждет голод, страшный голод. Сейчас она война – она унесет все средства, на войну. Сейчас люди голодают в городе. Потому что с пенсии, да, пенсии не увеличивают, а всё повышают, и это все продукты, и все товары идут настолько, в два раза, в три раза, говорят, все увеличивается. И вот, и там, пенсия на одном месте, а что там пенсия, если пятнадцать тысяч я получаю.

Вот, если б я не был здесь, меня тоже благодетели содержат, всю нашу эту общину. У нас раз в 200 тысяч в месяц, 300, 400, 500, вот, миллион, три миллиона вот этот дом встал. Поэтому надо все брать, надо где-то взять. Только молитва, только молитва. Это мы, вот, живем здесь и радуемся, наслаждаемся, и как бы сюда приезжаем. Многие как, знаете, на курорт. Ой, батюшка, как у вас хорошо!

И мы на курорт попали сюда. И спят до обеда, и так довольные. А отец Кенсорин ночь не спит, за них всех молится. Господи, помоги нам, грешным, пошли нам денег, пошли добрых людей. И каждый день и ночь я кричу, и всё, значит, не сплю. А они все спят до обеда. Никого в церкви. Придешь, там один человек, два на службе, вот, всегда. Это на буднях, конечно.

Вот, я сегодня рассказывал вам про этого священника, который две недели я это не служил. Я говорю: вот, туда иди, в тот храм, вот здесь, четыре километра. Такой же храм, пустой совершенно, никому не нужно. Деревни нет, не существует ничего.

Батюшка, причастие. Почему это важно для человека? Почему нельзя пропускать?

Можно пропускать мирским людям, которые живут семейно, которые греховно живут, поэтому пропускать. Это касается каждого индивидуально. Поэтому вот книжечка, там, значит, я хотел сейчас ее, а я все раздал. Значит, там есть о причасти специально несколько листочков. Некоторых говорят, что я недостоин, я недостоин. А святые старцы там в этой книжечке, они говорят: мы никогда не можем быть достойны.

Надо смиряться, и надо дерзать, идти к духовнику. У меня тоже один совсем не причащается, и раз в месяц не причащается, а он в алтаре прислуживает. Я всегда ему говорю: почему он не причащается? Я недостоин. Так он и месяц не причащается, хотя прислуживает мне. Меня трясет, я не знаю, что делать. Ну, и вот так, вот, он привык уже так. Значит, бесы не допускают. Я говорю: тебя надо сейчас связать и это притащить, чтоб… А я туда убегу от вас совсем.

А он же мой по свету, вот, он караулит свет мой. Поэтому я в полном послушании у всех наших вот этих людей, которые здесь живут, в полном послушании. Я бегаю их бужу каждое утро, да тащу на послушание, и должен все контролировать, к вечеру прийти, что сделали, что не сделали. Вот, это самое главное, литургию служить. Поэтому я, вот, литургией питаюсь. Как вот эта пища телесная, она укрепляет человека.

Так духовная пища через причастие, она укрепляет меня в повседневной жизни. Вы видите, мне 90 лет, я как молодой мальчишка, бегаю, и управляю всем этим хозяйством. Везде, без исключения. Мне надо это проверить, это и это. И все под полным контролем. Иначе все рухнет. А еще дополнительно молиться день и ночь.

Батюшка, а вот, вы сейчас сказали: это не экстрасенсы. А почему к ним опасно ходить? Почему туда не… Это же сейчас повально.

Они Сатане служат. Сатане служат. И это всё действует через сатанинскую силу, а не через Божью. Поэтому к ним опасно. Они только могут добавить, заворожить, заколдовать, и Сатану в человека запустить. Вот, я тоже бесноватый. Когда я был в юности, значит, одна девка за мной бегала, и, значит, она меня искалечила.

Она мне бесов пустила в меня. Она дала конфетку, я за …съел. И почувствовал, что мне плохо. И значит, пошел в армию, значит, с этими чувствами. Я не знал, что я бесноватый, в то время, но я почувствовал, что плохо мне после этой конфетки. А когда я стал в храм ходить, я падал в обморок. И вот, всю жизнь, вот, идет моя эта жизнь, и она связана вот с этой бесовщиной.

А с одной стороны, думаю, Господи, какой я несчастный, это меня заколдовали, и теперь что делать дальше? А ведь меня этим чудом, значит, Господь соединил. Это старец одному говорит: а как ты научился молиться? А он говорит: бес меня научил молиться. Как бес может научить молиться? Он на меня нападает, а я отбиваюсь молитвой.

Вот так и сейчас я тоже с тобой. Бес нападает на меня, и начинает мутить, крутить, а я кричу: Господи, помоги, Господи, прости. И всё время начинаю молиться. Потому что он меня душит. Прямо самым настоящим образом, не дает мне покоя. Да, ни днем, ни ночью. Он во мне живет.

А люди даже этого не замечают?

А вот, и не замечают. Вот, говорится, что они… Он в храм не пускают этих людей. Они падают в обморок, когда в храм заходят. Я тоже падал, в свое время.

Но это можно побороть, да?

Можно. Только через церковь. Да, только через церковь.

Батюшка, про причастие сказали. А покаяние. Что такое покаяние, и как каяться?

Ну, это должна, у каждого совесть есть. И есть книжечки, я раздаю, тысячами раздаю. «Мытарства Феодоры». Раздаю, а там все написано. Тут уже добавлять нечего. Надо пользоваться книгами святых отцов и старцев, которые оставили нас вот это назидание, наставление.

Отец Ипполит, то же самое, вот, вы подарили мне его книгу. И еще тут книга вышла, вот, сейчас она у меня дома, тоже о его там, как говорится, вопросы ему задают, он отвечает на эти вопросы. Поэтому надо назидаться Священным Писанием. Особенно Евангелие читать, и назидаться всей литературой, которая оставлена нашими предками и святыми, для нашего назидания.

И это как навигатор, который ты ставишь, и он доводит тебя до точки, куда ты едешь. Так эти книги, они должны нас вести к Царству Небесному, соединиться как со Христом. Как нужно жить, как надо каяться, как надо правильно себя вести в повседневной жизни. Вот, всё! Храни вас Христос! С Богом оставайтесь! Несите Слово Божие через эту технику, которую вы имеете, чтобы Слово Божие дошло до всего мира, до всех людей.

Потому что Господь сказал в Евангелии: «Пока не будет проповедовано Слово Божие во всем мире, еще будет жизнь». Вот, поэтому надо сейчас трудиться вам, трудиться и трудиться, чтобы это Слово Божие пронеслось на всю Россию, и чтобы люди опомнились, осознали, и пришли к Богу. Поэтому, вот, я призываю всех людей опомниться, осознать свои ошибки, и прийти ко Христу, как блудный сын, с покаянием, со слезами, и омыть свои грехи слезами.

Тем более, у нас сейчас такие условия, как война, поэтому война пробуждает. Но сегодня мы включили сирену специально, пробудить. Потому что у нас сейчас глава администрации Рыльска, где самые-самые страшные сражения. А всего 15 километров остается до Рыльска. Поэтому отец Ипполит, он сказал: «Из города не убегайте». Он молится на том свете. Вот, благодаря этих старцев, и вот мы живем. И мы здесь спокойно-спокойно спим, и ни о чем не думаем. А вот, люди, которые живут там на передовой, в окопах сидят день и ночь.

И это вот мне тоже самое… Вот, батюшка, который сегодня ночью служили, он туда ездит с гуманитаркой, значит, он китель поднял, вот так вот, да передает мне. Говорю: куда это, что у тебя там за такой груз, 40 килограмм, наверное. Он говорит: так это китель, с которым я прохожу границу. Я же иду на передовую, причащать этих воинов, и там с ними в окопах сидеть там придется мне. А без этой жилеты меня туда не пропустят. Слава Богу, что у нас есть такие еще старцы, великие священники, которые лично со мной общаются.

Лично со мной. И берут благословение. Вот, у Веры тоже зять, он туда сколько раз ездил, на передовую, значит, тоже сам общается с этими солдатами. Поэтому вот у меня такая связь. И потом звонят вот эти духовные чада, с Рыльска постоянно. Вот глава администрации, он был у нас на богослужении. У нас вот сейчас матушки с этого… Оттуда тоже самое.

Мне надо было в воскресную школу. Значит, и эту воскресную школу убрали. Почему. Потому что заполнили беженцами. И когда война окончится, когда война окончится, когда будут люди опомнятся, осознают, что они грешат. Надо нам поднять Сергия Радонежского, чтобы он помог. Нам надо Вырицкого Серафима там поднять, чтобы он постоял, как он во время Великой Отечественной войны, на камне стоял всю войну, принял все грехи, вот этих людей вымолили. Поэтому, вот, мама моя, вот, я коснусь мамы.

Значит, когда ушел отец на фронт, и братья мои, мать молилась день и ночь со слезами. Мы только слышали, мне было семь лет, сестре где-то 13, а младшему где-то пять лет было. Значит, и вот, мы застали эту войну. Только слышим, значит, эти материнские слезы. И ей голос был: «Твоя молитва весь свет обойдет, и опять к тебе придет». И, значит, она каждый раз, когда встает, нам: «Вот, дети, вот, сегодня я такой-то сон видела».

Значит, потом этот встает другой день. Значит, вот, наверное, это сына ранило. Или что-то случилось на фронте. Точно. … пишет: легкое ранение. Ну, вот так, значит, они всю войну прошли. И оба сошлись в Германии, и пришли в одну часть. После всей войны. Когда он пришел, он сам лично говорит мне: когда я пришел туда, в другую часть, и по своим каким-то делам перенаправили его. Он говорит: как твоя фамилия?

Федоров. Ну, вот сходи в такую-то роту, там Федоров сидит. Ну, прихожу — это мой родной брат. После всей войны. Вот материны молитвы слезные дошли до Бога. А сейчас некому молиться. За наших солдат, которые сидят там, на фронте, некому молиться. И когда, значит, вот, если кто-то касается, я смотрю, человека не исправят. Особенно молодежь.

Они женятся, распутно живут. Я хочу их исправить, а не получается. Я говорю: ну, дорога твоя на фронт. Я сразу благословляю. Говорю: ну, другой тебе дороги нет, или в дурдом, или на фронт. Всё, выбирай сам. Или в тюрьму. И всё на этом заканчивается

Батюшка, а коммунисты могут вернуться? Вот, вы сейчас сказали, что храмы откроются, но ненадолго. Что опять вот так вот все это пойдет.

Вернуться? Да, я понял. Своей политикой. Я на это не отвечу. Как Господь попустит. Это как, вот, задали такой же вопрос этому Серафиму Тяпочкину, будет ли царь в нашей России. Он говорит: есть только как бы такое предположение. А как заслужим? Если мы заслужим, то будет, а надо заслужить. Есть такое предположение, что царь будет управлять страной. Надо заслужить. Вот, поэтому будет все зависеть от нас.

Вы же со старцами общались, что-то говорили о России, о том, что с нами будет, о войне? Вот, то, что вы сейчас видите, это уже последние времена или нет?

Да. Старцы Валаамские, когда приехали в наши, это прям хрущевские времена. И они говорили, что откроются все монастыри, значит, все храмы, но ненадолго. И так говорил Серафим Выридский. Но ненадолго. Вообще теперь 25 лет, где-то уже 30. Так что вот, мы переживаем такой период, когда что-то будет. Значит, чего? Скорее, будет новый переход, в ересь пойдет наша православная церковь.

Как на Украине. Почему там война? Почему там полигон … Потому что они ушли от чистоты православной церкви. Они отделились патриархом своим личным, потом они отделились Константинопольской церковью. Теперь от России отошли. Еще третий раз отделились от нашей православной церкви. И теперь они не могут опомниться, люди не знают, что делать. Там вообще, кроме войны, еще идет церковное будоражение.

То есть, вот, они звонят: куда идти, в какой храм Свет начинается со священника. Если священник сам светится, как аккумулятор, если он заряжен, он дает свет. А если он не заряжен, там пустой, значит, он не дает свет. Так и вся наша техника. Она пользуется вот этим светом. А и свет сам Христос, Он несет свет в наши сердца, а мы должны воспользоваться, через Слово Божие. И поэтому наша ответственность пастырей – этот свет, который мы восприняли при рукоположении, нести его, и отдавать людям, православным христианам.

Вот это цель пастырская. Я, значит, приехал в один храм в Невель, и, значит, говорил Слово Божие, сказал им проповедь. И там священник служил молодой. Я, значит, говорю: у вас не хватает света, поэтому храм пустой. Там было человек десять. Я думал, что будет там полный храм, а там вообще… А он потом, значит, подходит к своему настоятелю, и шепчет: «Отец настоятель, батюшка сказал, что у нас не хватает здесь люстр, в нашем храме». Насколько это духовенство пустое. То есть, свет Христов должен быть в сердце у человека. Вот, вот свет должен быть где. И должен светиться, люди должны чувствовать.